АРИЭЛЬ ШАРОН - СЛОВА И ДЕЛА
(попытка анализа)  

Борис ШУСТЕФ (Рочестер, Нью-Йорк).

Журнал Вестник, 25 (284) 4 декабря 2001 г.

Десять месяцев, прошедших с заступления Шарона на пост премьер-министра Израиля, составляют более чем достаточный срок, чтобы заметить, что в отличие от трех своих предшественников, слова у Шарона в большой степени совпадают с его делами. Шарон имеет определенный план, который пытается претворить в жизнь. Речь не пойдет о том, хорош этот план или плох, это тема для отдельного разговора. Просто попробуем осмыслить действия Шарона, взяв за основу высказывания самого премьер-министра, почерпнутые из нескольких интервью, данных им за время нахождения у власти.

Может быть, для многих это покажется странным, но Шарон совершенно не считает, что террор, развязанный арафатовскими бандами, являет собой экстраординарное явление. "Вся моя жизнь прошла в этом конфликте. Я помню, как в девятилетнем возрасте, сидя на небольшом стульчике у нас в кухне в Кфар Малале, читал маме из газеты страшные репортажи о людях, убитых в "беспорядках 1937 года". С того момента мое детство и вся моя жизнь прошли под тенью проблем безопасности.... Я помню, что мы были всегда окружены. Было чувство опасности, но не было страха".¹

Арафатовским головорезам трудно удивить Шарона. Взрыв в тель-авивской дискотеке, взрыв в иерусалимской пиццерии, убийство арабским снайпером крошки Шалхевет Пасс - все это лишь дополнительные строки к горестной летописи, с которой Ариэль Шарон жил, воспринимая её как неотъемлемую часть жизни в Эрец Исраэль. "Я, мой дедушка, мои родители, мои сыновья, все сталкивались с террором. На сегодня - это уже пять или шесть поколений".²

Как и Артур Руппин, Шарон хорошо усвоил одну из заповедей сионизма - "судьба распорядилась так, что израильтянам приходится быть в состоянии непрерывной борьбы с арабами, люди гибнут, и альтернативы этому нет". Или, словами Шарона: "Я пережил много трагедий. Я смог перенести то, что кому-то может показаться абсолютно непереносимым. Но у меня хватило сил. Прежде всего, потому, что я еврей. Это мой долг".² Воевавший во всех израильских войнах, Шарон хочет убедить себя и других, что Израиль на этот раз может победить террор, обходясь без настоящей полномасштабной войны. Как он говорит: "Я прошел через все.... Есть одна вещь, которую я хотел бы осуществить. Попытаться достичь мира. Это очень сложно".²

Шарон всегда считал и по-прежнему считает, что борьба с террором - первоочередная задача еврейского государства. Это его задача-минимум и, вероятно, задача-максимум. Из всех возможных методов борьбы с террором он избрал тот, который ему лучше всего знаком - последовательное уничтожение отдельных террористов. Шарон решил взять за основу свой опыт выкорчевывания террора в Газе в начале семидесятых годов. По мнению Шарона, необходимо "каждый день ставить террористов в постоянно меняющиеся условия, заставить их потерять "баланс", вынудить их постоянно беспокоиться о самозащите".¹

Как и тогда, в семидесятые годы, уничтожая бандитов, Шарон исключительно много внимания уделяет предотвращению ненужных жертв среди палестинских арабов. "Я должен сказать кое-что. Если бы мы не были чересчур осторожны, пытаясь предотвратить гибель невинных людей, большая часть террористических групп сегодня уже бы не существовала. Мы демонстрируем чрезвычайную осторожность в этом вопросе, которую никакая другая страна не проявляла бы. Например, мы много раз намеревались провести определённую операцию, но человек - цель нашей операции был в чьей-либо компании - своей жены, детей, поэтому мы не могли действовать. Такое случалось десятки раз".³ Именно по этой причине Шарон неоднократно отказывался от нанесения массированных ударов по арафатовским объектам, опасаясь большого числа невинных жертв.

Когда внешние обстоятельства представили Шарону возможность эскалации антитеррористических действий, он отказался от этого. Объясняя почему он не изменил свою тактику после сентябрьской террористической атаки на Америку, Шарон сказал: "почему это должно на что-то повлиять? Воспользоваться возникшей ситуацией сейчас? Я не думаю, что это правильно. У нас есть план. Он очень сложный, очень чувствительный. Мы должны принимать во внимание массу соображений".³

Шарон действительно ведет исключительно сложную игру. Среди прочего он всячески хочет оттянуть тот момент, когда партия Шимона Переса покинет правительство. На это у него имеется несколько причин. Немаловажную роль играет вопрос о разрозненности израильского общества, о чём Шарон говорил неоднократно. Шарон очень болезненно относится к отсутствию единства среди евреев. Как он с горечью заметил: "Несколько лет назад я наблюдал за группой палестинских рабочих, когда они садились вместе в кружок поесть... Наш же народ, каждый из нас сядет отдельно и будет есть отдельно. Когда я наблюдал за палестинцами, у меня возникло чувство зависти... Евреи как индивидуумы необычайно талантливы, с потрясающим воображением. Но как народу я бы не поставил нам высокой оценки".¹

И поэтому, когда его обвиняют в том, что он жертвует интересами тех, кто его избрал, продолжая удерживать Переса в правительстве, Шарон возражает: "Вопрос не в Пересе, вопрос в единстве. Я считаю, что единство - исключительно важно, и я - за правительство единства... Когда мы говорим о единстве, мы говорим также и о единстве с евреями за пределами Израиля. Если бы Арафат мог, он бы полностью разрушил наше единство - споры, трения между евреями ему только на руку".³

Некоторые комментаторы считают, что у Шарона по отношению к Пересу может быть и план Макиавелли. Исполняя отведенную ему Шароном роль в правительстве, Перес одновременно создает благоприятную обстановку для победы на будущих выборах представителей "правого" лагеря, ведь каждый новый день делает все более очевидным банкротство "проословского" курса. Все больше и больше израильтян понимают, что если даже Перес не может умилостивить Арафата, то стоит ли вообще вести речь о дальнейших уступках? Кроме того, Перес исполняет роль громоотвода в контексте международных израильских отношений, ведь более фанатичного "голубя" трудно себе представить.

На стратегию Шарона без сомнения оказывает влияние его подход к взаимоотношениям с арабами, живущими в Эрец Исраэль. Как сионист бен-гурионовскоий закваски Шарон всегда придерживался мнения, что палестинские арабы, живущие в Израиле, должны продолжать там жить. Шарон сказал во время одной из пресс-конференций: "Евреи и арабы живут здесь вместе. Я должен сказать вам, оглядываясь на свое детство, на ферме, где я родился, я никогда не думал, что мы будем жить без арабов. Мы жили вместе с арабами, мы хотели жить вместе с арабами, и я верю, что я тот, кто может сделать это реальностью".⁴ "Я не верю в идею "мы тут - они там". Я считаю, что с практической точки зрения такой возможности не существует. Я всегда говорил, что с арабами жить можно".¹

Этот шароновский подход лежит в его отношении и к еврейским поселениям. Раз, как он считает, арабы могут жить в любой точке Израиля, то евреи и подавно имеют право жить в любом уголке Эрец Исраэль. Сам Шарон так развил эту мысль: "Я не вижу никакой надобности в эвакуации поселений.... В конце концов сотни арабских семей живут и в Верхнем Назарете, и в Беер Шееве, и в Лоде, и в Рамле. Так почему же жители [еврейских] поселений в Иудее и Самарии являются препятствием?"¹

Шарон не спешит формулировать свои политические планы. Точнее говоря, он видит перед собой два этапа. Первый этап - восстановить спокойствие, то есть свести на нет террор, и лишь после этого приступить ко второму этапу - выработке реальных политических планов. Причем очень даже возможно, что до второго этапа дело не дойдет. Шарон неоднократно заявлял, что приступит к политическим переговорам лишь тогда, когда арафатовские бандиты утихомирятся. Хотя и не скрывает, чего могут ожидать от него арабы в "территориальном вопросе". Это "42% земель Иудеи, Самарии и Газы. Может быть, немного больше".¹

У него нет ни грамма сомнений в том, что большая часть территории Иудеи, Самарии и Газы должна отойти к Израилю, хотя бы исходя из стратегических соображений, таких, как необходимость контролировать водоносные районы. Однако еще более важную роль играет историческая связь с Эрец Исраэль, которую Шарон ставит исключительно высоко. Говоря как-то о Хевроне, он сказал: "Здесь, в Хевроне, мы говорим о 4000 лет. 4000 лет! В конце концов, что такое Тель Румейда? Это древний Хеврон, где царь Давид был коронован на царство. И он правил оттуда Израилем семь с половиной лет. Нормальный народ стремился бы к тому, чтобы привести сюда каждого ребенка, чтобы Хеврон стал обязательной частью в образовании каждого молодого человека. И чтобы каждый иностранный дипломат или официальный посетитель побывал там. Это наши глубочайшие корни, самые глубокие корни, какие имеет вообще какой-либо народ. Так что же тогда нам предлагают отдать? И, в добавок, с такой легкостью!"¹

Когда Шарону говорят, что он наивен, и что палестинские арабы однозначно отвергнут его план, он отвечает: "А 97% территорий, которые предлагал Барак, они приняли? Нет. Так что вы предлагаете, чтобы мы отправились в другую страну? Евреи должны решать. Между прочим, они уже решили, они хотят собственную страну".³

Шарон часто говорит о том, что Израиль готов на "болезненные жертвы" для достижения долговременного и прочного мира. Почему-то априори считается, что под "жертвами" он имеет ввиду уход с определенных территорий. А ведь он никогда в детали по этому вопросу не вдавался, и вполне вероятно, что под "болезненными жертвами" подразумеваются именно человеческие жертвы, которые несет еврейский народ в борьбе с арабским террором. А в силу народа Шарон верит. Как он заявил: "Я хочу сказать кое-что о нашем народе. Он намного, намного сильнее тех, кому время от времени [удаётся пробраться наверх], и им начинает казаться, что они выражают мысли народа. Наш народ преодолевал времена, гораздо более тяжелые, чем теперь. Если вы меня спросите, является ли это время самым тяжелым в истории страны, я скажу, что видел намного более трудные ситуации".³

Не имеет смысла искать в действиях Шарона какие-то откровения, какой-то новый подход к создавшейся ситуации. На Востоке пятьдесят лет - это не так уж много, и за прошедшее с 1948 года время ситуация особо не изменилась. А это значит, что и методы борьбы с террором вполне могут оставаться такими, какими были в семидесятые годы, да и подход к самой проблеме арабо-израильских отношений можно оставить без изменений. Именно этой консервативной позиции и придерживается израильский премьер-министр, возлагая на нее свои главные надежды. Однако еще древние предупреждали, что нельзя войти в одну и ту же реку дважды. Поэтому, несмотря на самые благие намерения Шарона, несмотря на то, что его слова не расходятся с делом, и он, в отличие от своих предшественников, пытается выполнить то, что обещал до своего избрания, успех ему вовсе не гарантирован.

Бесспорно, для борьбы с арафатовским террором Шарон сделает все, что в его силах. Но даже если террор будет усмирен, все остальные проблемы арабо-израильского конфликта останутся неразрешенными. И в первую очередь ничего не изменится в подходе арабов к еврейскому государству. Как сказал сам Шарон: "Конец конфликта наступит только тогда, когда арабский мир признает неотъемлемое право еврейского народа создать независимое еврейское государство на Ближнем Востоке. Время такого признания еще не наступило. Даже соглашения, которые были подписаны, и которым я придаю огромное значение, содержат лишь формальное признание. Не было истинного признания права евреев иметь здесь государство".¹